«Пена дней» и другие истории - Борис Виан

class="p1">– Тут одна дама вас спрашивает. Вы не этажом выше должны были подняться?

– Это ведь пятый?

– Четвертый.

– Значит, я ошибся, – заключил он. – Я поднимусь к этой даме. Счет вам пришлют из конторы… Да вы не огорчайтесь. В ванной для водопроводчика всегда работа найдется.

Пустынная тропа

I

Молодой человек собирался жениться. Он заканчивал школу мраморщиков, специализирующихся по всем видам надгробий. Это был юноша из хорошей семьи: его отец заведовал отделом в Компании трубопроводов, а его мать весила шестьдесят семь килограммов. Они жили на улице Двух Братьев, пятнадцать, обои у них в столовой не менялись, к сожалению, с тысяча девятьсот двадцать шестого года: на фоне берлинской лазури апельсины апельсинового цвета, – а это ведь безвкусно. Теперь в моде обои вообще без рисунка, и притом на более светлом фоне. Его звали Фидель, что значит Верный, а отца – Жюст, что значит Справедливый. Мать тоже как-то звали.

Вечером он, как всегда, спустился в метро, чтобы доехать до школы. Под мышкой у него была надгробная плита, а в маленьком чемоданчике – инструменты. Он не скупился на плацкарту: когда едешь в общем вагоне с тяжелой, громоздкой плитой, трудно избежать едких замечаний, которые могут испортить полированную поверхность мрамора.

На станции Денфер-Рошро в его купе вошел ученик той же школы, только старшего класса. Он держал под мышкой надгробную плиту больших размеров и нес еще хозяйственную сумку, в которой лежал красивый крест, отделанный фиолетовым бисером. Фидель поздоровался. Порядки в школе были строгие: всем учащимся полагалось носить черный костюм и менять белье дважды в неделю. Им следовало также воздерживаться от неуместных выходок: не выходить, например, без шляпы, не курить на улице. Фидель с завистью смотрел на фиолетовый крест; но время летит быстро, утешал он себя, через два месяца он перейдет в старший класс. Тогда в его распоряжении будут большие надгробные плиты, два креста, отделанные бисером, и один гранитный, – правда, его нельзя брать домой. На всех учебных пособиях стояло имя директора школы, так как они представляли большую ценность, но ученикам разрешалось работать над некоторыми композициями дома, чтобы закрепить полученные в школе знания и навыки. В младшем классе изучались надгробные плиты для детей до шестнадцати лет, затем учащиеся получали доступ к юношеским могилам и наконец в старшем классе имели дело с памятниками для взрослых – это была самая интересная и разнообразная работа. Занятия были, конечно, только теоретические: опираясь на приобретенные знания, ученики создавали проекты памятников, практическое же воплощение оставалось за отделением ваятелей. При школе имелась комиссия по распределению, где художников и ваятелей, успешно сдавших выпускные экзамены, объединяли в пары, руководствуясь индивидуальными особенностями каждого и серией тестов, разработанных Обществом парижского транспорта. Художники изучали, кроме всего прочего, коммерческую сторону дела и отношения с заказчиками; ввиду этого им необходимо было соблюдать полную корректность в одежде и манерах.

Оба ученика вышли на станции Сен-Мишель и направились вверх по бульвару. По специальному разрешению Клюнийского аббатства школа была размещена в руинах древних терм Юлиана Заступника, и часть занятий проводилась по ночам среди развалин; такая атмосфера благотворно действовала на учащихся, способствуя развитию у них утонченного художественного вкуса, отвечающего требованиям современной погребальной эстетики.

Приближаясь к развалинам, Фидель и его спутник услышали похоронный звон и ускорили шаг: это был сигнал к началу занятий.

II

В полночь начиналась большая перемена, продолжавшаяся примерно час. Ученики выходили прогуляться среди развали, подышать свежим воздухом и развлекались, стараясь разобрать древнееврейские надписи на могильных плитах, которых в руинах терм Юлиана было множество.

Им также разрешалось проводить свободный час в баре, открытом по соседству при музее Клюнийскими аббатами Лазарем Вейлем и Жозефом Симоновичем. Фидель любил зайти в бар и побеседовать с хозяевами: их глубокие познания в области искусства ваяния надгробий и оригинальность их суждений восхищали прилежного юношу, который забывал о памятниках лишь для того, чтобы воскресить в памяти прелестный образ своей невесты Ноэми.

Ноэми – ее отец был инспектором, а мать прекрасно сохранилась – жила на бульваре Сен-Жермен в скромной двенадцатикомнатной квартирке на третьем этаже; у нее были две сестры одного с нею возраста и три брата, из которых один был на год старше, почему в семье его называли старшим.

Иногда Ноэми заходила в бар при музее провести полчасика с женихом под отеческим оком Жозефа Симоновича, и молодые люди обменивались нежными клятвами, потягивая «Дух Смерти», шедевр Жозефа.

По правилам учащимся не полагалось пить ничего крепче черного кофе с капелькой ликера, но иногда они позволяли себе небольшие нарушения без серьезных последствий для своего морального облика: их корректность оставалась безупречной.

В этот вечер Фидель не виделся с Ноэми. Он назначил встречу Лорану, своему старому школьному другу, теперь практиканту в больнице Отель-Дьё. Лоран часто дежурил по ночам и мог отлучиться, когда бывало не слишком много работы.

На этот раз Лоран опоздал: когда он пришел, было уже без двадцати час. Ему пришлось задержаться: в больницу привезли какого-то пьяницу в сопровождении пяти-шести жандармов, как обычно бывает в подобных случаях. Врачи не могли понять, был ли он действительно пьян, однако добросовестность полицейских, избивших его до полусмерти, не оставляла сомнений, и, так как он пребывал в бессознательном состоянии, снять с него показания не удалось.

– Он кричал: «Да здравствует свобода!», – сказал один из жандармов, – и переходил улицу в неположенном месте.

– Ну пришлось ему вмазать, – сказал другой. – Разве можно допустить, чтобы в студенческом квартале лица в состоянии опьянения подавали дурной пример молодежи?

От стыда бедняга скончался под наркозом еще до операции: это и задержало Лорана. К счастью, его коллега Петер Нья остался на дежурстве и занялся пострадавшим.

– Когда твоя свадьба? – спросил Лоран.

– На той неделе…

– А когда мы похороним твою холостяцкую жизнь? Ты готов к этому мероприятию?

– Ну, – рассмеялся Фидель, – наверно, тоже на той неделе.

– Знаешь, – сказал Лоран, – надо тебе серьезно этим заняться.

– Я и занимаюсь.

– Кого же ты пригласишь?

– Тебя, Пьера и Майора.

– Кто это – Майор?

– Друг Пьера. Пьер очень хочет нас познакомить.

– А что он собой представляет?

– Пьер говорит, что он посетил массу кладбищ и может быть полезен для моей карьеры. И вообще, это занятный человек.

– Майор так Майор, – согласился Лоран. – А девушки?

– О! – возмутился Фидель. – Никаких девушек! Подумай, ведь через три дня я женюсь.

– А зачем же, по-твоему, хоронят холостяцкую жизнь?

– Похороны – дело серьезное, – протянул Фидель, – и я хочу дать моей невесте то же, чего требую от нее.

– То